Ему двадцать пять лет и сегодня он актер томского ТЮЗа. А еще два года назад играл в московском театре «Школа драматического искусства», поступив туда сразу по окончании ГИТИСа. Сам по себе этот факт настолько интересен, что начнем, пожалуй, с профессиональной истории Романа, а потом уже поговорим на главную нашу тему – о Дворце творчества детей и молодежи.
- Роман, желающих в артисты – тысячи, но поступить в столичный театральный вуз удается далеко не каждому. А потом сразу попасть в московский репертуарный театр – и вовсе единицам. Как вам все это удалось?
- На самом деле все началось с Дворца.
- Мы поговорим о нем во втором блоке нашей беседы… Начните с вашего приезда в Москву.
- Хорошо. В Москву я улетел из Томска третьего мая. Все, кроме мамы, были против моего выбора. Никто просто не верил, что парень из деревни, из села Новорождественка...
- Стоп. Вы не в городе родились?
- Я родился в селе Турунтаево, но в паспорте стоит Новорождественка, потому что наша семья жила там, но в Новорождественке нет роддома.
- А где это вообще?
- Граница Томской и Кемеровской областей. Там я провел все детство. Когда мне было два года, родители переехали в Томск: мама - учиться в университете, папа – работать в строительной организации, а мы с братом остались у бабушки в деревне, в Томске было бы весь день некому за нами присматривать. И жил я там до самой школы. С папой и мамой мы встречались только наездами.
В Томск меня забрали в семь лет, я учился в школе №55, это на Каштаке, и там никаких «творческих признаков» не подавал, никак себя не проявлял. Потому когда я объявил, что поступаю в театральный, одноклассники говорили: «Ну, куда ты лезешь, Рома, какой из тебя артист?»
- Итак, третьего мая вы прилетели в Москву…
- Да. И сразу двинул по кругу, по пяти московским театральным институтам – имени Бориса Щукина, ВТУ имени Михаила Щепкаина, ГИТИИС, ВГИК и «Школа МХАТа». Так делают все, это стандартная схема, я ее изучил по интернету. Все пытаются поступать во все эти пять вузов, везде проходят прослушивание – читают прозу, стихи, басню, поют, танцуют… Делают все, что им велят.
Первым я пошел во ВГИК, потому что там уже учился мой знакомый, томич, выпускник Дворца, Сережа Романович. Он дал мне кое-какие советы. Там я читал Есенина, читал басни «Про мужика и про медведя» и «Про мышь и крысу»… И прошел на второй тур.
В Щуке и Щепке первый тур не прошел, слетел. В ГИТИСе послушали, пустили на второй тур, но сказали, что у меня ужасная проза, и мы с Сережей немного по ней позанимались. Во МХАТе меня пустили на «перетур», но на него я уже не пошел. Потому что, когда я семнадцатого мая пришел на второй тур в ГИТИС, меня, минуя третий, взял к себе мой мастер Владимир Алексеевич Андреев.
- Чем вы так его зацепили?
- Не знаю. Просто удача. Возможно, тем, что я там всех насмешил. Когда я читал стихотворение Есенина из Персидского цикла «Ты сказала, что Саади целовал лишь только в грудь…», я, по совету Сережи, обращался к конкретной женщине. К тетеньке из приемной комиссии. Читал выразительно, смотрел ей на грудь. Все хохотали.
Учеба у меня длилась четыре года. Актерское мастерство, сценический танец, сценическая речь, сценический вокал, история, литература, всяческие тренинги, наблюдение за животными… Учебный процесс очень плотный. В театральном люди общаются невероятно тесно, по восемнадцать часов в сутки вместе. Естественно, складываются какие-то отношения друг с другом. Ты просто варишься в этом котле.
Если выдавалось свободное время, я болтался в каких-то сериальных массовках, это где люди сидят, например, в кафе и пьют чай, на фоне которых разговаривают главные герои. Это дает опыт, дает надежду, что тебя «заметят» и дает небольшой заработок.
Мне стали предлагать небольшие роли с текстом. В сериале «След», например. В кино «Любовь с ограничениями» я сыграл в эпизоде с Пашей Прилучным. Там я на дискотеке подходил к нему и к его партнерше, приглашал ее на танец и тут видел, что она в коляске и не может ходить.
Когда на втором курсе начали ставить отрывки из спектаклей, неожиданно обнаружилось, что я недостаточно хорошо представляю свое амплуа. Я всегда считал, что я – герой-любовник, этакий принц на белом коне, который всех спасет и принцессу из плена вызволит. Но мне стали давать все больше роли отрицательных героев. Как сокурсники говорили: «Амплуа - мразь».
Я сыграл Свидригайлова в «Преступлении и наказании», молодого подлеца в пьесе «Лето и дым» Теннеси Уильямса. А пиком стала роль Владимира в спектакле по пьесе Разумовского «Дорогая Елена Сергеевна».
Это был уже полноценный спектакль, и после него, когда мы вышли в фойе к зрителям, я видел, как они шарахались, старались меня обходить. А одна девочка написала: «Роман, спасибо, вы очень хорошо играли. Когда в сцене обыска вы валялись почти в ногах зрителей, моя мама призналась, что едва удержалась от того, чтобы не раздавить ногой вашу голову…»
Да, еще был Буланов в «Лесе» Островского.
- Тоже негодяй?
- Да, конечно. Мы его поставили на четвертом курсе, именно эта роль привела меня в Школу драматического искусства.
При той плотности обучения, о которой я говорил, институт промчался быстро. Настал момент, когда надо было решать, куда идти работать. Из этих пяти институтов выходит ежегодно около двухсот актеров, а московским театрам нужно, дай бог, десять.
Однажды педагог моей группы Ольга Дмитриевна Якушкина сказала мне: «Рома, через два часа ты должен быть у директора Школы драматического искусства». Я помчался. Режиссер там Александр Анатольевич Огарев, который два года был главным режиссером Театра драмы в Томске.
Меня встретили директор и замдиректора театра, спросили, что я играл. Первое, что я ответил, Буланов в «Лесе» Островского. Они переглянулись и засмеялись. Дело в том, что именно на роль Буланова в «Лес» Александр Анатольевич Огарев искал актера.
Вот так, собственно, я и попал в ШДИ, где отработал два года. Играл Буланова, Замыслова в «Дачниках» Горького, в «Безымянной звезде» Паску, в Стейнбеке «О мышах и людях» Уита.
- А почему вернулись в Томск?
- Захотелось разных ролей, а там смены амплуа не светило. Надоело быть винтиком большого механизма. И вообще, устал от бешенного столичного ритма жизни.
*
- Хорошо, Роман. Теперь о Дворце.
- О! Это было, наверное, самое яркое время в моей жизни. Во Дворец меня в десятом классе привело желание понравится одной девочке. Она мне нравилась, но я никак не мог затеять с ней дружбу. А она пела, занималась в «Мелодии». И тогда я решил, что если тоже пойду в «Мелодию», успех мне будет обеспечен.
А «Мелодия» – это чисто академический хор, где изучают музыкальную грамоту, сольфеджио. Помню, как пришел, сказал, что очень хочу тут заниматься, буду учиться, все делать, только возьмите. И меня взяли. Я открывал ноты и ни черта там не понимал. Большой женский хор, в нем три парня, я один из них, пою что-то несуразное на слух. А со слухом у меня, кстати, были проблемы.
Короче, я сбежал. Но с девочкой той, Мариной, у нас дружба началась все-таки… Может, потому я и не стал себя мучить дальше. Дружба эта, правда, была недолгой, как-то все это затерялось в подростковых делах.
- Например?
- Например, театр. Тогда он как раз и начался для меня. Я заинтересовался им, благодаря томскому актеру Евгению Казакову. В девятом классе мы пошли в «Версию» на спектакль «Маскерад», и там Казаков играл Арбенина. Меня сильно зацепила его игра, и я стал мысленно примерять на себя образ актера.
А когда я пришел во Дворец, там режиссер Андрей Колемасов, руководитель студии «Осколки», поставил спектакль «Снежная королева». Я посмотрел, мне понравилось, я почувствовал, что это хороший режиссер. Я подошел, поговорил с ним, сказал, что хочу попробовать себя в этом, и он ответил: «Приходи после каникул, будешь заниматься».
Первое занятие, помню, болел, температурил, был в респираторе. Я полгода прозанимался у Андрея Юрьевича, мы выпустили спектакль по детским стихам, но потом что-то у него с Дворцом не сложилось, и он ушел.
А я уже привык заниматься в каком-то творческом коллективе и не знал куда идти, и тут познакомился с Сережей Павловским, он сейчас тоже в Москве. Он занимался в «Вернисаже» под руководством Галины Тимофеевны Дорожкиной, был тут такой ансамбль эстрадной песни, в 113 кабинете. Я с ним познакомился и решил тоже заняться вокалом. Правда, не попадал ни в одну ноту, фальшивил, но Сережа вызвался со мной позаниматься, и меня приняли. Потом совместно с «Колобками» мы отправились в лагерь «Океан» во Владивосток. И вот там случилось у меня полное определение.
«Океан» – огромная творческая площадка, а ты там новый человек и можешь попробовать себя везде, проявить себя и посмотреть на реакцию. Я тогда писал стихи, начал читать их ребятам и почувствовал, что меня слушают, понял, что с помощью своего творчества могу взаимодействовать с людьми, и мне это нравится.
А когда уезжали, я написал стихотворение «Прощание с «Океаном», и мне пришлось переписать его двадцать пять раз ребятам в тетрадки, так оно им понравилось.
- Могли бы и сами под диктовку записать.
- Это был последний день, времени было в обрез, у нас ведь там и уроки были. Вот на уроках я и переписывал.
Когда мы вернулись из «Океана», про меня каким-то образом вспомнила Светлана Викторовна Сулева, руководитель литературно-художественного театра «Глагол». Мы с ней общались раньше, они со студией Колемасова делили один кабинет. И вот она позвала меня принять участие в новогоднем спектакле «Наша Маша и волшебный орех».
Это была глобальная постановка, в ней были задействованы и «Колобки», и «Мелодия», и «Фуэте», и «Вернисаж», и «Каллейдоскоп»… Человек сорок. Это был мой одиннадцатый класс. Начали делать спектакль, образовалась этакая коммуна, все друг с другом передружились. А когда пошли елки – по два-три спектакля в день – мы во дворце жили буквально: в перерывах вместе питались, пели песни, смотрели кино.
Тогда я подружился с теми людьми, с которыми дружу до сих пор. Семьдесят процентов круга моего общения образовалось тогда. Позже некоторые из этих ребят, посмотрев на меня, тоже поехали в Москву поступать. Миша Лосев, например, сейчас в Москве учится в театральном, это его второе образование, он закончил ТУСУР. Давид Маргарян учился во МХАТе, ушел, сейчас работает с Олегом Евгеньевичем Меньшиковым, его помощником, в театре Ермоловой.
И тогда же я впервые влюбился по-настоящему. Девочку звали Ира, она танцевала в «Калейдоскопе». Этот спектакль послужил для меня внутренним признанием, что я буду заниматься этим профессионально. Я решил поступать в театральный, и мы со Светланой Викторовной договорились, что после каникул она будет заниматься со мной индивидуально, готовить к поступлению. Мы с ней занимались полгода… А дальше вы все знаете.
Но еще параллельно со сдачей ЕГЭ был лагерь «Энергетик», где была танцевальная смена – «Фуэте» и «Калейдоскоп». Ира была там, а я пошел в вожатые. Я вожатый, она моя подопечная. Так ведь нельзя. Но там мы признались друг другу в своих чувствах. Короче, почти «Ромео и Джульетта».
А потом – расставание. Я еду поступать. Понимание того, что снова увидимся очень не скоро. И что с нами будет тогда, какими мы будем? Не передать этого чувства. Поезд. Ребята провожали меня, и она тоже. Поезд тронулся, и они все бежали за мной. А впереди была и неизвестность, и надежды, и любовь, и горечь расставания… Все это было спрессовано в очень короткий промежуток времени.
- Роман ваш продолжился?
- Да. Мы переписывались. И встречались. Но вы ведь знаете, первая любовь редко бывает последней. Ира сейчас в Монголии, она уехала туда с парнем, с которым познакомилась в Кемерово в институте. Получила два высших образования – хореографическое и театральное. Поразительная девушка.
- Да, интересно у вас все, Роман. Романтично. И ведь получается, что Дворец сыграл в вашей жизни решающую роль.
- Факт. Долгих лет ему.
- Ну а вы, Роман, как дальше представляете свою жизнь?
- Сейчас мы в ТЮЗе готовим «Портрет». Я очень этим процессом увлечен, мне нравится режиссер, мне нравится здешний ритм жизни. Читаю Гоголя, и не только «Портрет», открываю его для себя и восхищаюсь. Хотя вообще-то я не особенный читатель. Я только поэзии много читаю. Она лучше ложится мне в голову.
- А в Москву возвращаться не планируете?
- Планирую. Но не в репертуарный театр, а на проекты. В театре или в кино. На такие проекты, которые мне будут близки. Возможно, я самонадеян, но мне кажется, в Москве осталось много хороших людей, которые меня помнят и понимают. И когда появится что-то достойное и близкое мне, меня позовут. Но если этого не случится, беды тоже не будет.
